Прошло уже 10 дней, и теперь я, наконец, могу говорить.
Да, теперь я могу записать о том, что произошло.
Моей драгоценной девочки больше нет.
Воспаление внутренних органов, дошедшее до стадии кровотечения, экстренная операция с минимальными шансами на то, что она перенесет наркоз.
Она перенесла, моя маленькая. Она всегда была бесстрашной и сильной.
Оставив ее врачам, я от страха даже не успела ее поцеловать на прощание. Всю ночь я просила неизвестно кого о двух вещах: чтобы она пережила операцию, и чтобы ей не было больно.
И я получила желаемое. Утром мне позвонили из клиники с вопросом "Вы будете забирать Вашего зверя?" Видимо, эти люди повидали человеческую подлость, раз спросили подобное...
Ужасный был день.
Не знаю, на сколько можно оценить мою вину: говорят, некоторые вещи случаются, что бы мы не делали. И, наверное, отчасти даже хорошо, что малышке больше не было больно — она ведь так и не отошла от наркоза до конца. И, покупая ее, я знала, что больше двух лет нам не отведено. Но сколько я не думаю о том дне, я не могу не видеть, сколько ошибок я допустила. Насколько я позволила странной смеси страха и беспечности руководить собой.
Больше всего я жалею, что позволила себе отвлечься от нее в такой момент — и спустить ее с рук. Порой мне кажется, что смерть не тронула бы мою бесценную малышку, спи она у меня в ладони, рядом с сердцем.
Впрочем, теперь уже поздно что-либо говорить об этом. Она спасла меня от чернейшей депрессии, а я не смогла уберечь ее.
Я не могу перестать ненавидеть себя за целую череду ошибок, и не могу перестать благодарить кого-то там, в вышине, за то, что Леонардина была у меня.
Самое ужасное — это воспоминания. Я прекрасно помню день, когда купила ее, первую ночь, когда она немного простыла и чихала, все те прозвища, которыми я звала ее — и последнее ощущение, которое она подарила мне, ткнувшись доверчивой мордочкой мне в ладонь, немного отогревшаяся у меня в руках. А потом было ощущение чего-то чужого, лишь отчасти напоминающего мою девочку.
До сих пор меня не отпускает чувство, что ей холодно лежать в ее домике там, в земле.
Остается лишь уговаривать себя, что малышка давно уже в светлом хомячьем раю.
Она ни разу никого не укусила — даже врачей, делавших ей больно.
Она была самой лучшей.
Спи сладко, милая. Спи, мое маленькое сокровище. Спи. Я буду любить тебя до самой смерти.
Корабли постоят и ложатся на курс,
Но они возвращаются сквозь непогоды.
Не пройдет и полгода - и я появлюсь,
Чтобы снова уйти,
Чтобы снова уйти на полгода.
Не пройдет и полгода - и я появлюсь,
Чтобы снова уйти,
Чтобы снова уйти на полгода.
Возвращаются все, кроме лучших друзей,
Кроме самых любимых и преданных женщин.
Возвращаются все, - кроме тех, кто нужней.
Я не верю судьбе,
Я не верю судьбе, а себе - еще меньше.
Возвращаются все, - кроме тех, кто нужней.
Я не верю судьбе,
Я не верю судьбе, а себе - еще меньше.
И мне хочется верить, что это не так, -
Что сжигать корабли скоро выйдет из моды.
Я, конечно, вернусь, весь в друзьях и мечтах.
Я, конечно, спою,
Я, конечно, спою, - не пройдет и полгода.
Я, конечно, вернусь, весь в друзьях и мечтах.
Я, конечно, спою,
Я, конечно, спою, - не пройдет и полгода.